Из редакционной почты: "Мои музыкальные изыски"

Летом, в 1947 году в Туру, столицу Эвенкийского национального округа, приехал молодой парень, армянин по национальности. Ашот Хачатрян.

Он выгодно отличался от местной молодёжи. Красиво, модно по тем временам был одет. Да и сам по себе был неординарной личностью. Выше среднего роста, широкоплечий, красивые волнистые волосы, темнокожий, нос горбинкой.

А ещё Ашот покорял нас своим говором. Вместо слова соль говорил "сол", в песне "Катюша" произносил "Катуша". Всё это как магнитом тянуло к нему местную молодёжь.

Ашот был музыкант - уж какого уровня, я не знаю. Но в музыке он разбирался. Поэтому предложил создать духовой оркестр. Отдельные инструменты в районном Доме культуре имелись. Когда и кто их приобрёл, я не знаю.

Идею одобрил первый секретарь окружкома партии Василий Николаевич Увачан. Работники отдела культуры Ашота определили на какую то должность, чтобы он получал зарплату.

И Хачатрян стал подбирать "штат" кандидатов в музыканты. На тромбоне стал учиться играть Эмиль Филиппов, завуч школы, на баритоне -  Коля Дедюхин, инженер авиаотряда, мне Ашот доверил альт. Остальные инструменты достались другим ребятам.

Начались репетиции. Каждый вечер мы аккуратно собирались в районном Доме культуры и дудели на своих инструментах. Отрабатывали пальцовку, разучивали ноты. Ашот терпеливо относился к нашей муштре. Иногда кричал на кого-нибудь:

- Акюс! Акюс!

Это что-то вроде русского слова "тупак". А чтобы попадали в такт, постоянно звучало у него:

- Эсте, эсте!

Потихоньку мы стали наигрывать простенькую мелодию. А к Новому году уже играли, правда, не очень слаженно, вальсы "Амурские волны", "Дунайские волны", несколько фокстротов и кой-какие песни, в частности, "Катюшу", "Казаки, казаки, едут, едут по Берлину наши казаки". И другие песни военного времени.

Музыкальные страсти серьёзно захватили нас. Мы с большим желанием, ответственно относились к этим занятиям. Тем более, что у нас появилось много поклонников, которые с благосклонностью относились к нашему музицированию. Помню, как под музыку нашего оркестра поселковые парни и девчата танцевали вальсы и фокстроты, с большим воодушевлением громко пели военные песни.

Интересно было смотреть на танцующих. Многие и танцевать-то не умели. Наступали друг другу на ноги и постоянно крутили головами, чтобы не столкнулись пара с парою. Некоторые парни не могли преодолеть робость, стояли возле стен, с затаённой завистью смотрели на танцующих.

Но были и такие парни, кто на каждый очередной танец выбирал себе новую партнёршу. Особенно выделялся латыш Стас Вельш. Кстати, он был щегольски одет. Из под пиджака выглядывала белоснежная рубашка. Правда, никто не знал, что это была не рубашка, а только воротник от неё. Так вот, воротник, несколько пуговиц да манжеты на руках выглядывали из-под пиджака. Ткани на полную рубашку не хватало, вот практичные прибалты и придумали такую бутафорскую одежонку. С виду всё это выглядело элегантно, благопристойно.

Но однажды мы со своим оркестром вышли за пределы Дома культуры. Директор Туринской средней школы Константин Васильевич Стуров пригласил нас поиграть на каком-то школьном вечере. Этот поход за "границы" культучреждения воодушевил нас, самодеятельных музыкантов, ещё больше. Вселил в нас уверенность своей значимости.

На этом школьном вечере было всё внове. Во-первых, наличие духового оркестра. Такого события в истории школы ещё никогда не было. Тот вечер запомнился многим своей необычностью. Ашот помахивал своей дирижёрской палочкой. Мы стояли, держа в руках сверкающие медью музыкальные инструменты. Завораживающе звучала музыка, исторгая бравурные звуки военной песни и восхитительную мелодию замечательных вальсов и фокстротов.

Школьники да учителя тоже, словно растревоженный улей, кружились в вихре танца. У всех были радостные, весёлые лица. Все улыбались друг другу, говорили какие-то добрые, ласковые слова. Это был замечательный праздник. А для нас, начинающих самодеятельных музыкантов - серьёзный экзамен. Думаю, что его мы выдержали достойно.

Кстати, об этом в завершении вечера говорил и директор школы, выражая нам и нашему музыкальному руководителю Ашоту Хачатряну искреннюю благодарность.

Через какое-то время с оркестром нас пригласили в окружную сельскохозяйственную школу. Там собрались будущие счетоводы, зоотехники, ветврачи, охотоведы. На музыкальный праздник на оленях приехали даже эвенки из Нидымского охотничье-промыслового совхоза.

Собравшиеся на концерт молодые эвенки и якуты, их родители, одетые в северные одежды - сокуи и парки, сидели на полу и с неподдельным интересом, впервые слушали необычную музыку.

Когда концерт закончился, они, разгорячённые от жары, дружно хлопали в ладоши, таким образом выражая свою благодарность за предоставленное удовольствие.

А когда после окончания концерта Ашот Хачатрян спросил знатного охотника Тимофея Федоровича Комбагира, понравилось ли ему, тот искренне ответил:

- Концерт очень понравился. Дудка шумел очень громко.

Потом опять мы продолжили репетиции. Тщательно отрабатывая музыкальные произведения, разучивая новые.

Наступили тёплые весенние дни. Приближался ответственный и радостный момент в жизни туринцев -  приход в Туру каравана судов. Кажется, это было в конце июня - начале июля. Когда Нижняя Тунгуска очистится ото льда, по большой воде мощный теплоход тащит за собой несколько деревянных барж, гружёных продовольственными и промышленными товарами. Барж-самоходок в те годы на Нижней Тунгуске ещё не было.

И вот долгожданный момент наступил. Караван судов прибыл к месту назначения. Об этом сразу же сообщили по местному радио. Ещё эффективнее работало сарафанное радио. Встречающиеся на улице знакомые и мало знакомые, здороваясь, сразу же радостно говорили друг другу:

- Караван пришёл!

Эти магические слова в посёлке звучали так же часто, как слова "войне конец" после окончания Великой Отечественной.

Все туринцы знали, что с приходом каравана в магазинах появятся сельхозпродукты: лук, чеснок, огурцы, капуста и так далее. Можно будет приобрести современную одежду, обувь. И это воодушевляло людей, поднимало настроение.

Не знаю, как сейчас, но в те годы, встречать караван шли и молодые, и старые, приезжали к причалу даже эвенки на оленях.

Не остались в стороне и мы со своим оркестром. Мы прибыли на берег реки, расположились на небольшой площадке рядом с трапом, по которому жители посёлка - мужчины и женщины - будут вручную выгружать привезённые товары.

Правда, была в "Рыбкоопе" одна-единственная автомашина ГАЗ-ММ, на которой работал наш товарищ Вася Суевалов. К слову, этот Вася, став взрослым, в возрасте 35 лет работал председателем Эвенкийского окрисполкома. По-нынешнему - губернатором.

Итак, мы заняли удобные места. Ашот дал команду приготовиться, взмахнул своей волшебной палочкой - и заиграла музыка. Она лилась над широкими водными просторами двух рек - Нижней Тунгуски (Угрюм-река) и Кочечума. Её хорошо было слышно даже в жилых домах туринцев, и большая толпа людей, встречающих караван, сразу же возбудилась, радостно зашумела, заопладировала, а мы заиграли ещё громче.

Особенно выделялся в этот момент маленький, тщедушный Володя Муля. Он, что есть силы, бил в медные тарелки, показывая свой восторг и радость, что прибыл долгожданный караван судов.

Муля? Этого молодого, неказистого паренька товарищи прозвали Мулей, хотя фамилия его была совсем другая. Но накануне в Доме культуры шёл фильм "Подкидыш", там жена говорила мужу: "Муля, не нервируй меня" и имя Муля почему-то прилипло к этому беспутному, бесшабашному Володе. С тех пор поселковые ребята и звали его Мулей.

А ещё в Туру несколько раз прилетал американский гидросамолёт. Назывался он "Каталина". Эта "Каталина" приводнялась на Нижней Тунгуске и, словно огромная гусыня, широко расправив крылья, медленно подплывала к причалу.

Это тоже было необычное явление. В то время у нас были только маленькие самолётики - "Яки" да "ПО-2". И вдруг такая громадина. Посмотреть её тоже стекалось много народа.

Играя в оркестре, я решил освоить ещё и баян. Дело в том, что в районном Доме культуры был баянист, он хорошо владел инструментом, красиво играл на нём. Это меня увлекало. И мне тоже захотелось играть на баяне.

К счастью, такой случай представился. У ссыльного соседа, который жил в землянке на противоположном берегу оврага, недалеко от нашего домика, имелся этот инструмент, и он его продавал. Я сходил к соседу. Забрал баян и принёс домой. С оплатой сосед не торопил. Увидев моё приобретение, мать возмутилась.

- Зачем тебе этот баян? Играть ты на этом баяне не будешь, - решительно заявила она. - Я тебе не разрешу.

- Это почему же? -  спросил я.

- А потому! Знаю я этих баянистов-гармонистов. Был у нас один в Верещагино. Гнездилов. Через этот баян у него семья чуть не развалилась. Вот почему! Будет у тебя баян - судьба твоя будет, как у Гнездилова.

Да, действительно, был в Верещагине такой Гнездилов. Пожилой, красивый мужчина, с окладистой рыжей бородой. Работал продавцом. Должность в те времена завидная. Все продовольственные и промышленные товары у него в руках. Да ещё - баян, на котором играл, и играл неплохо.

Поэтому, если у кого-то в деревне свадьба, именины, рождение первенца, все шли к Гнездилову. Всем хотелось, чтобы празднование прошло хорошо, красиво, весело.

Гнездилов вписался в свою роль очень удачно. К примеру, придя на свадьбу, чувствовал себя едва ли не главной фигурой. Ещё не взяв в руки баян, он, подняв стакан с бражкой, произносил тост:

- Чтобы жизнь прошла не зря, опрокинем стопоря.

Потом брал в руки баян и начинал петь:

- А ночка темная была...

По пьяне у Гнездилова всегда были подружки: молодые вдовушки, девушки на выданье. Поэтому в семье продавца постоянно происходили скандалы, брань, крики, драки.

Однажды жена Гнездилова, тётка Фёкла, когда муж был на работе, взяла пешню, которой зимой долбят лёд на реке и покрошила проклятый баян в щепки, в лохмотья, в дребедень. Тыча пешней в инструмент, с бешеной ненавистью приговаривала:

- Это тебе за Райку, это тебе за Дашку, это тебе за Варьку.

Что потом было - после этой экзекуции, неизвестно. Люди рассказывали, что Гнездилов долго бесновался в семье из-за потери баяна, верного, беспроигрышного своего спутника. И ещё было известно, что на свадьбы и другие семейные торжества его сельчане больше не приглашали. Без музыки-то Гнездилов кому был нужен?

А тот баян, что я взял у соседа, мать сама вернула хозяину. Так трагикомично завершилось эта история. Моей мечте играть на баяне не суждено было сбыться.

Через какое-то время я приобрёл мандолину и научился на ней сносно играть. Ноты-то я уже знал, поэтому мелодии простеньких песенок играл по нотам. Этот музыкальный инструмент - лёгкий, компактный - прожил со мной много десятков лет.

Помню, в шестидесятые голы прошлого столетия, когда я в Новосибирске учился в Высшей партийной школе при ЦК КПСС, по праздникам на школьных вечерах мы играли на струнных инструментах, да иногда и дома я брал в руки свою мандолинку.

Теперь моей старушке более шестидесяти лет. Она побывала в Туре, Новосибирске, Игарке, Партизанском, в Шушенском. Сейчас она висит на гвоздике в углу моей квартиры. С расстроенными струнами. И как бы говорит: возьмите меня в руки, настройте струны, и я выдам вам прекрасную мелодию.

Глядя на свою мандолинку с нежностью и теплотой, я вспоминаю свою молодость, свои музыкальные изыски. Именно она, моя дорогая мандолинка, вдохновила меня на написание этих воспоминаний.

Шушенское.